Процесс формирования личности может длиться всю жизнь. Мы не будем столь глубоко копать, но поговорим о специальных навыках, приобретенных мною в процессе учебы и после нее, и об их связи с характером, уже более мне понятным, чем в детстве. Другими словами, с момента моего поступления в музыкальное училище, начался сложный и весьма трудоемкий процесс огранки. Простите мне эту поэтическую вольность и не сочтите, будто речь о будущем бриллианте, а ныне еще о неограненном алмазе. Хотя в некотором смысле, так и есть. Мне просто нравится, как звучит это слово — «огранка». И оно многое объясняет.
Огранка – придание граней, ровных и четких, еще бесформенному предмету. Это хороший пример тех процессов, которые сопровождают музыканта всю его жизнь. Кроме того, в процессе огранки мы многое узнаем и о себе, и о мире. С каждой новой гранью, полученной путем большого труда, мы непременно открываем в себе что-то еще, чего не замечали раньше. Например, я никогда не узнал бы о своей нежной любви к каким-то иным стилям игры, кроме тяжелой и громкой долбежки, не будь мой педагог таким ярым оппозиционером и бунтарем. Дело в том, что программа обучения в этом заведении предполагает академический уклон. Классический. Барабанщики осваивают, в первую очередь, ксилофон и малый барабан. Оркестровые сольные инструменты. И только к третьему курсу их допускают к барабанной установке.
Мой же дражайший Абрек сразу обозначил приоритеты, как можно догадаться, весьма отличные от стандартных. Он заявил мне чуть ли не в первый же день и заговорщицким шепотом что мы, мол, будем заниматься эстрадой. Ксилофон освоить, конечно, тоже придется — для экзаменов — но пусть меня это особенно не беспокоит. Оно и не беспокоило. Откуда он мог знать, что я этот инструмент возненавижу, я тогда не понимал. Но, думаю, он знал это еще раньше, чем я к нему впервые прикоснулся. Ведь он и сам его ненавидел. Наверное, изо всех форм ненависти, эта сопровождает меня и по сей день. Ненавижу ксилофон. До сих пор. И мы занялись эстрадой. Бунтарство и непокорность снова сыграли свои роли, но теперь уже с другим значением. В положительном ключе.

К концу первого курса я стал чаще обращать внимание на свои коммуникативные навыки. Еще одна грань, необходимая хорошему музыканту. Моя тусовка всегда состояла из старших ребят. Так сложилось исторически. Еще со школы. И тут эта история повторилась. Я много и часто играл со старшекурсниками во многом потому, что стал осваивать эстрадную музыку с самого начала. Не дожидаясь третьего курса. Но еще и потому, что у меня не было возрастного барьера, и был хорошо подвешен язык. И примерно тут же я стал проявлять нечто, смутно напоминающее ответственность. Облажаться перед «старшаками» я просто не мог. И таким образом стал больше заниматься. А чтобы больше заниматься, нужно больше терпения и времени. Мой личный рекорд составляет 12 часов. Подряд. С двумя – тремя короткими перерывами на сигарету и кофе. Здравствуй, тщеславие. Давно не виделись. У тебя новая шляпа? Тебе идет. Ты не одна? С тобой друг? Ах да, гордыня.. не признал без шляпы. Ну что ж, входите раз пришли. Не выгонять же (с).
И, по правде говоря, гордиться было чем. Я хватал все «на лету». Быстро запоминал. Быстро освоил навык читки с листа. Техника же моей игры изменилась до неузнаваемости уже ко второму курсу. Я был в лучшей своей форме. Глаз блестел ярче, а пламя в сердце разгоралось с каждым курсом все сильнее. Я почти позабыл уже о злой и громкой долбежке, с которой впервые переступил этот порог. Я все больше проникался свингом, шаффлом и иже с ними.
Однажды мне необходимо было сдать долги по специальности, накопленные за какое-то время. Академические. О, привет, мой внутренний раздолбай. Я уже почти забыл, как ты выглядишь. Спасибо, что напомнил. Два академа и три техзачёта. Гордыню там не видел где-нибудь? Как увидишь – попроси ее зайти. У меня к ней дело. В тот майский день 2005 года, я узнал о себе нечто новое. Потому что я сдал все эти долги разом. Буквально. Зашел в кабинет, отыграл два академа, вышел покурить, вернулся в кабинет и сыграл три техзачёта подряд. Это что-то около 12-15 произведений. Включая этюды на малом барабане и несколько пьес на гребаном ксилофоне. До свидания, мой внутренний раздолбай, спасибо что зашел. Здравствуй гордый, взрослый, ответственный муж. Ты заслужил сигаретку и бутылочку пивка.
Но прикол заключался в том, что я не видел в этом никакого героизма на самом деле. И искренне не понимал, почему друзья мне говорили – только мол не загордись. Дескать, не каждый сможет столько сыграть и закрыть все долги за раз. Надо бы перечитать Тома Сойера, что ли. Я не видел подвига, я видел задачу. Сложную и важную, но все же задачу. А гордыня, так вон она, все еще в гостях, и все еще без шляпы. Тоже мне — новость. Была ли это целеустремленность, или какое-то ее проявление, сейчас я затрудняюсь ответить. Но после этого случая произошли две вещи. Первая: я стал чувствовать себя гораздо увереннее, как специалист. Вторая: я очень расслабился, как студент. Первая позволила мне больше играть, и играть более и более сложные вещи не боясь их. Но и не выпендриваться ими. Так, кто там опять стучится? Вы кто, сударыня? Ах, скромность? Так вот вы какая на самом деле? Что ж, милости прошу. Еще одна грань, в копилочку личностного чертога.
В приличном и воспитанном обществе, принято считать что скромность – украшение человеческой натуры. И я, наверное, склонен согласиться с этим утверждением, если только она не излишняя. Скромность-то. Излишняя скромность – это серьезная преграда. Как выяснилось. Она мешает адекватно воспринимать похвалу, и она же делает критику болезненной и в целом снижает количество удовольствия получаемого от жизни вообще и от музыки в частности. А перестанешь вдруг скромничать, моментально охают, и скажут – «охуел!». Это такая тонкая грань. Важно ее не сколоть. Еще это хороший враг твоего финансового благосостояния. Излишняя скромность довольно долго мешала мне обозначать сколько-нибудь приличный ценник за свои услуги в качестве сессионного музыканта. Я очень долго сомневался в том, стоит ли на самом деле этих денег мой труд. А он стоит. И стоит он даже несколько больше. Причем, эти комплексы проявились у меня уже в гораздо более старшем возрасте. Так что если замечаете в себе сомнения относительно стоимости вашего труда, задайте себе пару вопросов, и постарайтесь ответить на них очень честно.

Хороший ли я специалист? Могу ли я технически выполнить задачу? Как быстро и насколько качественно, если да? И последнее, какой сейчас ценник на этом рынке актуален? Если будете честны с собой, ответы найдутся сами собой. И возможно, вы избежите неприятного состояния терзания, из-за вечной нехватки денег. Или хотя бы проведете в этом состоянии не так много времени, как я.
Если проанализировать все вышеупомянутые вещи, сложить в одну “коробочку в форме сердца” все мелочи и детали, то станет очевидно, что характер у меня довольно сложный. Но сложный скорее в метафизическом смысле, а не в бытовом. Думаю, как и у большинства музыкантов, чья жизнь связана с музыкой неразрывно. Я имею ввиду людей, музыка для которых — ремесло, а не хобби. Но как это все проецируется на саму нашу музыку? На наше исполнение или сочинительство? На наше, в конце концов, слушательское восприятие?Думаю, что все эти вещи очень сильно и тесно связаны друг с другом. Но не думаю, что это работает объективно. Как и все остальное в нашей жизни, эти аспекты тоже очень индивидуальны.
Например, я очень люблю слушать фортепианную или оркестровую музыку Рахманинова. Я получаю огромное эмоциональное удовлетворение от его произведений. От их формы и содержания. Это — сложная музыка. И технически, и эмоционально. Но при этом я сам не очень люблю играть академические произведения. Терпеть не могу, если честно. Я имею ввиду все тот же ксилофон. То есть я очень люблю определенную классическую музыку, но я же и очень не люблю ее исполнять. Чего нельзя сказать об эстраде и некоторых более тяжелых направлениях. Тут совершенно другая история. Мне доставляет одинаковое удовольствие и слушание сложного, например, свинга и его исполнение. Да и чего греха таить, исполнение — даже больше. Привет, гордыня.. отстань уже..
Или например, простая музыка. С простыми прямыми ритмами и грувами. Скажем, диско. Тут как в старом анекдоте про молодого и старого музыканта и про их три ноты. И тут же имеется некоторый парадокс. Простая прямая и ровная музыка — это очень сложная музыка. Потому что играть ровно — это сложно. И получается чем проще музыка — тем она сложнее. Смекаете? “все как у людей” (с). И, соответственно, наоборот. Когда ты уже можешь играть ровно, и так, чтобы каждая нота была на своем месте — тогда рождается грув. А если ты уже способен выдать какой-то грув, то и все остальное для тебя сильно упрощается. Стало быть чем сложнее — тем проще. И вся эта история с музыкой идеально проецируется на историю с характером музыканта. Не находите? Разумеется я привожу все эти примеры исключительно из личного опыта восприятия и исполнения музыки. И провожу параллели со своими характером и личностью. И сейчас мне многое гораздо более понятно, чем было 20 лет назад. И, надеюсь, что еще через 20 лет будет понятно еще больше. Осознавая связь своего характера со своей профессией, я понимаю, что вряд ли она могла быть другой. Пожалуй, это главный для меня вывод. Я нахожусь на своем месте. И я люблю это место.